Культурно-историческая психология и конструирование миров

[1]

В нашем сознании прочно засела мысль Дарвина, которую Карл Поппер свел к формуле: «Выживают выжившие». Мысль, связанная с идеей естественного отбора. Голоса людей, таких как Владимир Иванович Вернадский или Петр Леонидович Кропоткин, которые пытались сказать миру другое, не то что не были услышаны — они не были вообще восприняты. Вернадский вдруг обронил столь близкую моему сердцу идею, что мы живем в психозойскую эру, а тем самым человечество (а через что? — через образование!) начало архитектурную постройку како­го-то ноослоя планеты. Кропоткин же (не осознавая тогда это как борьбу — это мы уже так осознаем) очень точно определил гипотезу о том, что отбор движет миром, как одну из примитив­ных. И выдвинул гипотезу о взаимопомощи как факторе эволюции. Взаимо­помощь, согласие, солидарность, на нашем языке мы можем сказать — социальное партнерство. Иными словами, в эволюционный контекст уже попадут две разные идеи. Но самое интересное, что чем дальше, чем больше работали наши блестящие специалисты, будь то Вавилов, будь то Пригожий (я имею в виду теорию диссипативных систем бельгийского физика) или наш известный антрополог Алек­сеев, — они так или иначе подошли к совершенно новой гипотезе, которая называется «гипотеза рассеивающей или поддерживающей эволюции». С их позиции, мир развивается прежде всего постольку, поскольку находятся системы, поддерживающие индивидуальность, поддерживающие вариативность.

Начинает работать механизм, который все время через образование решает: либо я должен все время гасить отклонения от нормы, либо я должен поддерживать все вариации, которые цветут. Иными словами, образование стало — как это ни парадоксально — уникальным социогенетическим механизмом (и это я резко говорю впервые), либо поддерживающим вариации, либо гасящим их. И так никто не сравнивал типы образования. Когда мы заявляем, что у нас есть типовые программы, типовые планы, когда мы говорим, что по учебнику Перышкина в один час (с учетом географического пояса) занимаются и во Владивостоке, и в Москве, и в других каких-то городах, то тем самым мы придумываем какой-то уникальный механизм работы на отбор и погашение любых вариаций, любых отклонений, любых уходов от вариативности. Но стоит нам осознать, что за главным механизмом развития (как говорили и Шмальгаузен, и особенно Алек­сеев, и очень известный медик Давиденков) стоит рассеивающий отбор или поддерживающий отбор и что только человек может заселить всю ойкумену и везде, в каждом ареале найти себе место, тогда-то мы по-другому начинаем понимать механизм социогенеза. И тогда мы говорим: любые разговоры об образовании как о селекции к усреднению — это не просто ошибка, это по сути дела то, что начинает менять логику историко-эволюционного процесса. То, что произошло за последние годы и что должно с образованием связываться, это ренессанс индивидуальных целей личности.

Раньше в культуре мы все время падали ниц перед общественно-коллективными целями и считали их главными целями развития. На самом деле сегодня происходит мало­заметный фено­мен — приватизация индивидуальных целей. Приватизация не дома, не здания, а частной жизни. В этой ситуации именно образование и веер вариативных программ могут помочь каждому человеку (называйте меня утопистом, но эти программы появляются) найти свою индивидуаль­ную траекторию развития.

Государство слабо чувствительно к образованию. Этого нельзя сказать об обществе. Здесь возникает дихотомия государства и общества. Общество сегодня начинает все более и более осоз­навать, что, как бы нам ни мешало государство, образовательные цели необходимы.

Появление частных школ есть появление необходимости дать другим поколениям воз­можности выбора. Образование становится важным фактором конкуренции, более того, образование становится путевкой на выезд.

Возникает вопрос, который еще не осознал до конца никто: сегодня образование выступает как серьезнейший фактор безопасности России, и уменьшения того или иного риска. Никто не породнил риск катаклизма и образования.
Образование, грамотно понятое и проработанное, буду­чи вариативным, играет на понижение уже не общественного, а именно того самого государственного риска.

Причину Чернобыльской и иных трагедий можно отыскать в трех «б»: бездуховности, безграмотности, безответственности. Мы никак не связываем образование с риском. Образование сегодня — это система безопасности России. Это не понимается очень многими. За эти годы мы перешли на поисковое, вариативное образование. И учителя, которым мы всегда поклониться готовы, начали (я не говорю обо всех, но — очень часто) тянуться к творчеству. Мы сегодня забыли о новаторах — и это прекрасно! Потому что у нас не только новаторы, не волки-одиночки, как Акела на скале Совета, — у нас сегодня настоящее инновационное поколение. Образование — это момент стабильности, в историко-культурном плане оно выступает как механизм культурогенеза, настроенный на поддержку вариативности. Пока образование работает как механизм на поддержку вариативности, оно больше готовит систему к жизни в неопределенной ситуации. А готовя систему к жизни в неопределенной ситуации, оно тем больше укрепляет стабильность системы и уменьшает возможность риска в этой системе. Уменьшение риска снижает уровень и интенсивность угроз системе, укрепляя тем самым ее безопасность как единого целого, что по­зволяет добиваться наибольшего эффекта в главном: жизни, развитии личности и общества.

Основная парадигма для меня, вещь в самом сердце сидящая — это парадигма развиваю­щего образования. Ее со своими коллегами я пытаюсь проводить в жизнь. Она противостоит парадигме зуновской, парадигме знаний, умений и навыков.

Второй момент — копирование. Всю жизнь я говорил, что везде в истории культуры опасен феномен, который я называю «гипноз спины»: попытка догнать и перегнать впереди идущего человека. Это отсекает любые другие пути развития и просто неэкономно. Поэтому копиро­вание западных образцов, особенно в сфере образования, это просто нонсенс в нашей ситуации. То, что могут дать нам культурно-историческая школа Выготского, идеи Давыдова, идеи Библера, освобождает нас от нужды заимствований.

Целенаправленными управленческими действиями можно добиться больших результатов. В типовых положениях (о школе, о вечернем дополнительном образовании и т. д.) я ввел инди­видуальный момент. В бюрократически сухие документы я закладываю алгоритмы жизни, чтобы, как Выготский говорил, они были психологически наполнены, стали бы психологическими ору­диями. Через архитектуру бюрократических документов мы делаем психологическую типологию.

Самая большая армия идет к победам через образование. Надо менять доктрину России и переходить от укрепления военной безопасности к обеспечению образовательной безопасности.